Лингвистические основы метапоэтики Андрея Белого
Лингвистические основы метапоэтики Андрея Белого
правитьАвторская работа Автор: Молоканова Людмила Руководитель: Штайн Клара Эрновна, доктор филологических наук, профессор Работа не имеет рецензии.
|
ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ МЕТАПОЭТИКИ АНДРЕЯ БЕЛОГО
Можно предположить, что метапоэтика, как особая наука, появилась тогда, когда было написано первое произведение, а может быть «сказано первое слово» [6: 604]. Ведь любой художественный текст содержит в себе данные об отношении художника к своему созданию. Ученые уже на протяжении достаточно долгого времени изучают материалы, относящиеся к высказываниям авторов о своих произведениях, вводя эти данные в разные научные парадигмы. Изначально метапоэтика разрабатывалась поэтами, которые занимались теоретическими проблемами и языка, и поэзии. Это, прежде всего, М.В. Ломоносов, В.К. Тредиаковский, Г.Р. Державин, А.С. Пушкин и многие другие. В начале XX века наступил новый период в развитии метапоэтики. Он произошел в период развития и разработки методов символизма в поэзии. Подъем интереса к метапоэтике связан с работами A. Белого «Символизм», В.Я. Брюсова «Ненужная правда», Вяч.И. Иванова «Заветы символизма». Не оставили без внимания теорию метапоэтики и поэты – футуристы: В.В. Маяковский, А.Е. Крученых, В. Хлебников, братья Д.Д. и Н.Д. Бурлюки и др. разрабатывали проблему творчества и поэты – имажинисты: С.А. Есенин в статье «Ключи Марии», Н.А. Клюев. Большое влияние на становление теории метапоэтики начала XX века оказали идеи и теории А.А. Потебни, нашедшие отражение в его работах «Мысль и язык», «Эстетика и поэтика» и др. Но на этом периоде развитие метапоэтики не останавливается. Ей продолжают заниматься и в XXI веке. В основном это писатели – постмодернисты: И.Бродский, Кушнер, Пригов и многие другие.
По определению из учебного словаря по русской метапоэтике под редакцией Штайн К.Э. и Петренко Д.И. «метапоэтика — это поэтика по данным метапоэтического текста, или код автора, имплицированный или эксплицированный в текстах о художественных текстах, «сильная» гетерогенная система систем, включающая частные метапоэтики, характеризующая антиномичным соотношением научных, философских и художественных посылок; объект ее исследования — словесное творчество, конкретная цель — работа над материалом, языком, выявление приемов, раскрытие тайны мастерства; характеризуется объективностью, достоверностью, представляет собой сложную, исторически развивающуюся систему, являющуюся открытой, нелинейной, динамичной, постоянно взаимодействующей с разными областями знания. Одна из основных черт ее — энциклопедизм как проявление энциклопедизма личности художника, создающего плотный сущностный воображаемый мир в своих произведениях» [9: 20].
В работе «Символизм» (1910) Андрей Белый опирался не только работы ученых прошлых веков, но и на самые современные мысли своего времени. В его статьях нашли отражение концепции древнегреческих философов от Аристотеля до Парменида; основные положения индийской Упанишады (или «Веданты») о безличном аспекте Абсолютной Истины; научные теории астрологов и мистиков последних столетий; работы известнейших психологов того времени: Вундта «Vőlkerpsychologie», «Система философии», Фехнера «Elemente der Psychophysik», Челпанова «Проблема восприятия пространства»; последние наблюдения физиков – теоретиков, таких как Мюллер («Vorlesungen űber die Wissenschaf der Sprache»), Гельмгольц «Ueber die Erhaltung der Kraft», «Учение об ощущении тонов»; также поэт опирается на философские труды Оствальда «Письма о живописи», «Натурфилософия», Шопенгауэра «О четверояком корне закона достаточного основания», Канта «Критика чистого разума»; опирается он и на теоретические работы Вяч. Иванова, например «Эллинская религия страдающего Бога», или на работы Мережковского «Лев Толстой и Достоевский», «Гоголь и черт» и Брюсова. Так же не обходит вниманием и труды теоретиков литературы XX века Ф.И. Буслаева «Историческая грамматика», «О значении современного романа», А.Н. Веселовского «Сравнительная мифология и ее методы», «Три главы из исторической поэтики», А.Н. Афанасьева « Поэтические воззрения славян на природу». Но особое место в «Символизме» занимают труды Вильгельма фон Гумбольдта, Г. Штейенталя и А.А. Потебни.
Лингвистические основы теории Андрея Белого
правитьОсновой построения теории творчества А. Белого являлись труды представителей ономатопоэтической парадигмы в языкознании. Так, в комментариях в «Символизму» поэт указывает ряд работ, по его мнению, играющих большую роль в современной теории слова и поэтического познания. К ним он относит работы В. фон Гумбольдта «Uber die Vershieden hiet des menschnichen» и «Uber das vergl. sprachst», Штейенталя «Грамматика, логика и психология и принципы их взаимодействия», «Der ursprung der sprache Grammatic», «Характеристика важнейших типов строя языка» («Charakteristik der hauptsä chliechtar Typen des Sprachbaues»), «Abris der Sprachwissenschft», «Das Epos», Потебни «Мысль и язык», «Из записок по русской грамматике», «Из записок по теории словесности». В. Гумбольдт был первым среди лингвистов, кто сознательно положил в основу своей концепции языковой принцип деятельности: «Язык следует рассматривать не как мертвый продукт, но как созидающий процесс» [3: 67].
Одним из первых в истории языкознания Гумбольдт обосновал системный характер языка. Ученый приходит к выводу о том, что «в языке нет ничего единичного, каждый его элемент проявляет себя лишь как часть целого» [3: 69]. Гумбольдт был убежден, что посредством языка можно «обозреть самые высшие и глубокие сферы и все многообразие мира». В своей теории Гумбольдту удалось восстановить нужное равновесие между языком и мышлением.
Белый, вслед за Гумбольдтом, также признает творческую роль языка, «способную в нас пересоздать окружающую природу: называя предметы, мы в сущности вызываем их из мрака неизвестности, приказываем им быть там, что они есть…» [1: 574]. Развивая мысли Гумбольдта о том, что человек «выделяя из себя язык, тем же актом вплетает себя в его ткань… Чувство и деятельность человека зависят от представлений, а представления – от языка…» [1: 574], Белый также соглашается с тем, что «психологическое» творчество «первее» познания, что познание предопределено творчеством в актах «словообразований». Изучая работы немецкого лингвиста, А. Белый приходит к выводу о том, что «язык, как таковой, играет величайшую роль в поэзии, независимо от того, какие понятия извлечет из материала поэтических слов наше рассуждающее сознание; в словах, как в звуках, бьет поток творческой энергии…» [1: 574].
Но в статье «Мысль и язык (философия языка А.А. Потебни)» (1910) Белый говорит о некоторых недостатках концепции немецкого ученого. Он пишет, что после того, как Гумбольдт возводит язык и дух (речь и понимание) к высшему началу, хотя дуализм языка предопределен не данным началом, то исследование прекращается. А все потому, что «Гумбольдт не находит ничего равного языку» [2: 438]. Хотя и Потебня, и сам Белый считают, что можно найти аналогии между словом и мифом. Также Потебня и Белый соглашаются с Гумбольдтом лишь отчасти и в том, что «язык, правда, есть произведение народа, но в жизни «неделимого» есть много фактов, требующих детального «психологического» анализа, прежде чем переходить к коллективу» [2: 438]. Несмотря на все это, А. Белый справедливо считает, что «исследования языковедов, поскольку они вскрывают языковую метафору, есть лингвистическая база символической школы … Символическая школа видит языковой свой генезис в учениях Вильгельма фон Гумбольдта…» [7:12].
Г. Штейенталь принадлежит к психологическому направлению в языкознании. В своих работах он опирался на философию языка В.Гумбольдта, противопоставляя свою концепцию опытам построения логической грамматики (например, работы К. Беккера «Организм языка»), а также биологическому натурализму А. Шлейхера. Штейенталь отвергает участие мышления в становлении языка: «Категории языка и логики несовместимы и так же мало могут соотноситься друг с другом, как понятие круга и красного» [1: 106]. Все его внимание сосредоточивается на индивидуальном акте речи. Он приходит к мысли, созвучной Белому, о том что «язык есть вечная деятельность» [1: 523]. И Потебня, и Белый соглашаются с разбором Штейенталем книги Беккета, где отрицается идея последнего о том, что «язык есть своего рода организм» [2: 437]. Штейенталь не во всем следовал теории Гумбольдта. Если для последнего взаимозависимость языка и мышления была аксиомой, то Г. Штейенталь стремился максимально отодвинуть их друг от друга, чтобы не спутать грамматику с логикой: «Мышление обладает собственными формами, которые не имеют ничего общего с их языковым сиянием, своими логическими и метафизическими формами; язык же располагает своим материалом...» [3: 103]. Белый говорит, что «прав Штейенталь, указывая на последующую же связь мысли со словом, на разрыв той связи при высокой степени отвлеченности» [2: 439].
Для создания своей теории Белый обращался и к трудам харьковского лингвиста А.А. Потебни. Как лингвист А.А Потебня занимался вопросами общего языкознания, морфологии, фонетики, синтаксиса, семасиологии русского и славянского языков, диалектологией, сравнительно-исторической грамматикой. Он одним из первых стал изучать проблему языка и искусства, их взаимодействия. Роль Потебни Белый объясняет включением грамматики и языкознания в эстетику. Так, согласно Белому, «в рядах ценностей культуры появляется новый ряд: ряд словесных ценностей» [7:4]. Одновременно подчеркивается значение Потебни для теории символизма, теории творчества и теории знания.
В работе «Мысль и язык» он, по мнению А. Белого развивает «основные взгляды свои о происхождении и генетическом развитии речи…» [2: 437]. Белый говорит о том, что язык имеет важное значение для лирики, язык «как таковой, есть уже форма творчества; с данностью этого творчества приходиться очень и очень считаться» [1: 572]. Поэт отмечает то, что в своих работах Потебня делает весьма ценные замечания о значении слова, указывает на общие стороны языка и искусства, отождествляя моменты слова и произведений искусства. Оба они выделяют в слове «внешнюю форму, т.е. членораздельный звук, содержание, объективируемое посредством звука, и внутреннюю форму, или ближайшее этимологическое значение слова, тот способ, каким выражается содержание…» [1:574]. Это положение позволяет А. Белому сделать вывод о единстве формы и содержания, одном из основных постулатов символизма. Исходя из того, что слово и поэзия объединяются тем, что в деятельности состоят из неразрывного взаимодействия трех элементов: «формы, содержания и внутренней формы, или по нашей терминологии - символического образа: та и другая деятельность – триадичны» [1: 575], Белый говорит о том, что Потебня начинает исповедовать символическую школу поэзии. Получается, между работами лингвиста и символистов нет противоречий: это показывает, «что русские символисты имеют под собой твердую базу…» [1:575]. Белый приходит к выводу, что Потебня создает оригинальную теорию, базирующуюся на работах Гумбольдта. По словам поэта, «Потебня устанавливает поразительное сходство между происхождением и зависимостью слов и происхождением и зависимостью мифических образов народного творчества…» [2:438]. Это позволяет языковеду установить аналогии между словом и мифом.
Рассматривая концепции русского лингвиста о происхождении слова, Белый указывает на ошибочность некоторых обоснований теории языка ученого. Так поэт указывает, что «верные мысли, положенные им (Потебней) в основу своей теории, не могут быть доказуемы при помощи данных научной психологии; в сближении языкознания с психологией есть натяжка» [2:439]. В работе «Символизм» А. Белый называет Потебню «глубоким исследователем языка» [1:572], заметившим связь между проблемами экспериментальной эстетики и общими проблемами языкознания.
Несмотря на разногласия, Белый именно на основе лингвистических теорий Потебни строит свою концепцию символического словесного творчества. Можно сказать, что А. Белый заново открывает творчество Потебни. Он видит в его работах ответы на «наиболее жгучие вопросы, касающиеся происхождения и значения языка, мифического и поэтического творчества» [2: 437].
Для чего же поэт так глубоко проникает в теорию языкознания? Он пытается показать значение речи, как целого, «образующего с поэтическим образом нечто неразрывное; речь мы берем не только со стороны ее художественной изобразительности, но и со стороны звуковой; звук и ритм составляют нераздельное единство со средствами художественной выразительности, а эти последние кровно связаны с поэтическим образом» [1: 575]. Это все говорит о единстве формы и содержания, их взаимодействии, о тесном родстве языкознания и эстетики, о тех проблемах поэзии, которые входят в языкознание как части целого. Это значит, что у поэтического творчества и творчества самого слова есть общий корень. Возникает вопрос: почему для своей поэтической теории символист обращается к исследованиям лингвистов? Почему мог возникнуть интерес у поэта к ученым? Белый понимал искусство, а соответственно и литературу, как творчество. Ведь искусство, культура, по его мнению, «превращает теоретические проблемы в практические: она заставляет рассматривать продукт человеческого прогресса как ценности; саму жизнь она превращает в материал, из которого творчество кует ценность…» [10: 10]. По мнению К.Э. Штайн, понятие о прогрессе у Белого связана с деятельностным пониманием искусства и, в частности, литературы как творчества. «Здесь-то и сошлись интересы философов, языковедов и художников. А. Белый, как и другие символисты, обратился к ономатопоэтической парадигме – гумбольдтианско – потебнианской деятельностной концепции языка: понимание языка как энергийной сущности соответствовало идеалам символистов, для которых художественное творчество – путь к «преображению личности» [10:23]. Именно эта концепция помогла поэту подойти «к искусству слова на достаточно высоком уровне абстрагирования и создать свою семиотику художественного творчества» [10:23].
Белый, опираясь на теоретические работы выше названных лингвистов, создает особую область исследования художником собственного творчества или метапоэтику. По мнению. К.Э. Штайн, деятельностная концепция языка и творчества формируется у Белого в деятельностную концепцию исследования творчества самим поэтом. В комментариях к символизму поэт пишет, что «более внимательны к поэтам поэты, но эстетический опыт каждого, а также опыта чтения, даже самый вдумчивый поэт открывает Америки; вместе с поэтом умирает и его опыт, и читатели остаются в блаженном неведении, как читать. Во что вчитываться; любой крупный поэт образует школу не только благодаря непосредственному воздействию, но и потому, что его рабочая комната является кафедрой стилистики: только он может давать ответы на сложные, мучительные вопросы о форме, неизбежно встающие перед каждым ценителем красоты» [1: 411]. Получается, что поэт приближает свою метапоэтику к научному знанию. Основными источником метапоэтических данных поэта являются комментарии к его работе «Символизм», потому что, по Белому, описать произведение – значит дать комментарий, комментируя, «мы как бы разлагаем его на составные части, пристально вглядываемся в средства изобразительности, выбор элементов, сравнений, метафор для характеристики содержания.… Так подходим все более к сознанию, что нужна сравнительная анатомия стиля поэтов, что она дальнейший шаг в развитии теории словесности и лирики, вместе с тем приближение этих дисциплин к отраслям научного знания» [1: 241 - 242]. Таким образом, А. Белый соединял теорию и практику, воплощая свои идеи и в прозе, и в лирике.
Язык и слово в в метапоэтике Андрея Белого
править«Язык» как таковой чрезвычайно важное понятие для А. Белого. Развивая мысли Гумбольдта о том, что человек «выделяя из себя язык, тем же актом вплетает себя в его ткань… Чувство и деятельность человека зависят от представлений, а представления – от языка…» [1: 574], он говорит о том, что язык и человеческая жизнь взаимосвязаны и взаимообусловлены, они развиваются вместе, без одного невозможно появление другого. Но в то же время язык не обусловлен мышлением. Это два совершенно разных понятия. Область язык не совпадает с областью мысли.
Язык есть нечто относительно самостоятельное по отношению к умственной деятельности, исторически независимое от нее, «формы творчества в языке во многом отличны от форм умственного творчества вообще» [11:787]. А значит, для их изучения нужны совершенно разные походы и методы, их нельзя определять в «высшее» единство.
Язык – это, прежде всего, «наиболее могущественное орудие творчества» [1:429]. В статье «Магия слов» Белый пишет, что «поэзия прямо связана с творчеством языка; и косвенно связана она с мифическим творчеством» [7:3]. Язык, как таковой, «есть уже форма творчества» [1:572]. Именно творческой роли языка уделяет поэт внимание в «Символизме». «Творческая роль языка, способна в нас пересоздать окружающую природу. Называя предметы, мы, в сущности, вызываем их из мрака неизвестности: приказываем им быть тем, чем они есть; в этом призвании языка к творческой деятельности кроется мысль о том, что психологически творчество первее познания» [1:574]. Соглашаясь с тем, что «психологическое» творчество «первее» познания, что познание предопределено творчеством в актах «словообразований», поэт приходит к выводу о том, что «язык, как таковой, играет величайшую роль в поэзии, независимо от того, какие понятия извлечет из материала поэтических слов наше рассуждающее сознание; в словах, как в звуках, бьет поток творческой энергии…» [1: 574]. Отсюда вытекает вывод, что «цель поэзии – творчество языка; язык же есть само творчество жизненных отношений» [1:437].
Действительно, язык – это живая материя, она находится в постоянном развитии и движении, это вечная деятельность. «Язык не есть нечто готовое и обозримое в целом; он вечно создается» [1: 574]. Язык есть работающая система, «которая не столько находится во власти говорящего и слушающего, сколько сама им владеет» [11:784]. Это своеобразный порождающий себя вновь и вновь организм. А значит, в языке нет ничего единичного, его компоненты являются частью одной системы, в которой все гармонично и цельно. «Весь процесс творческой символизации уже заключен в средствах изобразительности, присущих самому языку; в языке как в деятельности, органическим началом являются средства изобразительности; с одной стороны они прямо влияют на образование грамматических форм: переход от «epitheton ornans» к прилагательному неприметен; всякое прилагательное в известном смысле эпитет; всякий эпитет близок к той или иной, в сущности, более сложной форме (метафоре, метонимии, синекдохе)» [1:440].
В центре языковой концепции Белого – слово. Для Белого важен «культ слова», который он считает «деятельной причиной нового творчества» [7:3]. В слове есть идеальность и цельность, свойственные искусству, следовательно, слово и есть искусство, «а именно поэзия» [11:783]. Непосредственное изображение видимости отсутствует в поэзии, «словесное описание этой видимости его заменяет. Совокупность слов, вытянутых в одну строчку, символизирует одномерность поэзии» [1:160]. Поэзия через слово может совмещать в себе условия временных и пространственных форм, именно через него в поэзии может отображаться не только форма образов, но и их смена.
Говоря о природе слова, Белый выделяет живое слово, полуобраз – полутермин (прозаическое слово) и слово – термин. Живое слово есть «есть семя, прозябающее в душах; оно сулит тысячи цветов: у одного оно прорастает, как белая роза; у другого, как синенький василек» [1:433]. Лишь оно способно созидать мир, лишь через него создаются звуковые образы, через которые возможно упражнение творческих сил языка. Слово – термин – это то образование, которое получилось в результате распада живого слова. Оно должно иметь побочное, вторичное значение, если же ставить его на первое место, то «умирает речь, т.е. живое слово» [1:434]. Полуобраз – полутермин – это то явление, которое «недоразложившееся живое слово», способное разрушить окружающий мир. «Слово – термин – прекрасный и мертвый кристалл, образованный благодаря завершившемуся процессу разложения живого слова. Живое слово (слово – плоть) – цветущий организм. Идеальный термин – это вечный кристалл, получаемый только путем окончательного разложения; слово – образ – подобно живому человеческому существу: оно творит, влияет, меняет сове содержание. Обычное прозаическое слово, т.е. слово, потерявшее звуковую и живописующую образность и еще не ставшее идеальным термином, - зловонный, разлагающийся труп. Зловонное слов полуобраз – полутермин, ни то, ни се – гниющая падаль, прикидывающаяся живой» [1:436].
Продолжая традиции ономатопоэтической школы, Белый выделяет в слове «слове «внешнюю форму, т.е. членораздельный звук, содержание, объективируемое посредством звука, и внутреннюю форму, или ближайшее этимологическое значение слова, тот способ, каким выражается содержание…» [1: 574]. Это положение позволяет поэту сделать вывод о единстве формы и содержания, одном из основных постулатов символизма. Это значит, что для слова характерна многослойность 1) образ звука, вызывающий 2) образ предмета в соединении 3) с представлением, вызываемым этим образом [11:783]
В «Символизме» поэт создает свою лингвистическую теорию, учитывая труды прошлых лет и достижения своих современников. Наблюдения поэта не утратили своей актуальности и в настоящее время. Его концепция символа нашла отражение в трудах Г.Г. Шпета, Ю.М. Лотмана и многих других.
Создавая свою теорию, совмещая различные языковые практики, постоянно ища новые пути, решая сложные задачи, Белый верил в неиссякаемые возможности языка, искал в нем вдохновение и опору жизни.
Литература
править1. Белый А. Символизм.- М., 1910.- 635 с.
2. Белый А. Мысль и язык (философия языка А.А. Потебни) // Три века русской метапоэтики: Легитимация дискурса. Антология: В 4х т. Том 2. Конец XIX — начало XX вв. Реализм. Символизм. Акмеизм. Модернизм // Под общей редакцией проф. К.Э. Штайн. — Ставрополь: Издательство «Ставрополье», 2005. — 884 с. (436 – 443)
3. Звегинцев В.А. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях. Ч.1 -М., 1960.- 406 с.
4. Лотман Ю.М. Между эмблемой и символом // История и типология культуры. – СПб.: Искусство, 2002.-768 с. (362 – 368)
5. Лотман Ю.М. Поэтическое косноязычие Андрея Белого // Андрей Белый: проблемы творчества: статьи, воспоминания, публикации. Сборник. –М.: Советский писатель, 1988.-832 с. (437 - 443)
6. Три века русской метапоэтики: Легитимация дискурса. Антология: В 4 т. Том 1. XVIIXIX вв. Барокко. Классицизм. Романтизм. Реализм // Сост. Штайн К.Э., Байрамуков Р.М., Ковалева Т.Ю., Оболенец А.Б., Ходус В.П. — Ставрополь: Кн. изд-во, 2002. — Т.1. — 704 с.: илл.
7. Фещенко В.В.Поэзия языка. О становлении лингвистических взглядов Андрея Белого. - Москва, 2005, 17 с. // www.allbest.ru
8. Шпет Г.Г. Эстетические фрагменты. – М., 1992. – 183 с.
9. Штайн К.Э., Петренко Д.И. Русская метапоэтика: Учебный словарь. Под ред. доктора социологических наук профессора В.А. Шаповалова. — Ставрополь: Издательство Ставропольского государственного университета, 2006.
10. Штайн К.Э., Петренко Д.И. Язык метапоэтики и метапоэтика языка // Метапоэтика: сборник статей научно-методического семинара «Textus» // Под ред. В.П. Ходуса.- Ставрополь: Издательство Ставропольского государственного университета, 2008.- Вып. 1.- 736 с. (14 – 47)
11. Штайн К.Э. Язык как деятельность и произведение: проблема символа в статье А. Белого «Язык и мысль (философия языка А.А. Потебни) // Три века русской метапоэтики: Легитимация дискурса. Антология: В 4х т. Том 2. Конец XIX — начало XX вв. Реализм. Символизм. Акмеизм. Модернизм // Под общей редакцией проф. К.Э. Штайн. — Ставрополь: Издательство «Ставрополье», 2005. — 884 с. (782 - 791)
Библиография
править1. Андрей Белый : Проблемы творчества : статьи. Воспоминания. Публикации : Сборник / сост. С. Лесневский, А. Михайлов. - М. : Сов. писатель, 1988. - 830 с. (1322182 - АБ 1185732 - ЧЗ 1302190 - РК/ЛБ)
2. Андрей Белый: Pro et Contra : личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников: антология. - СПб. : РХГИ, 2004. - 1046 с. (1360428 - ЧЗ 1360429 – АБ)
3. Андрей Белый. Публикации. Исследования. - М. : ИМЛИ, 2002. - 363 с. (1355562 – ЧЗ)
4. Аскольдов С. А., Творчество А. Белого, альманах «Литературная мысль», кн. I, 1923
5. Белый А. Крылатая душа : стихотворения / Вступ. ст., с. 5-33, В. Ходасевича. - М. : Летопись, 1998. – 569 с. (1314054 – ОХДФ)
6. Белый А. Символизм как миропонимание : Сборник / Авт. вступ. ст. и примеч. Л. А. Сугай. - М. : Республика, 1994. - 528 с. (1277988 - ЧЗ 1277989 - АБ 1288660 – ОХДФ)
7. Владиславлев И. В., Русские писатели, М. — Л., 1924 (библиография произведений А. Белого).
8. Воронский А., Литературные отклики, «На стыке», М., 1923
9. Демин В. Н. Андрей Белый. - Москва : Молодая гвардия, 2007. - 411 с. - Библиогр.: с. 409-412. (1398096 - ОХДФ 1398097 – АБ)
10. Иванов-Разумник, Вершины (А. Блок, А. Белый), П., 1923
11. Коган П., Об А. Белом, «Красная новь», IV, 1921
12. Лавров А. В. Андрей Белый : разыскания и этюды. - Москва : Новое литературное обозрение, 2007. - 513 с. - Библиогр.: с. 491-498. (1403857 - ЧЗ 1403858 – АБ)
13. Лохманов О. «Легкость необыкновенная в мыслях»: Андрей Белый и О. Мандельштам // Вопросы литературы. – 2004. - № 6. – С. 262 – 267.
14. Мочульский К. В. Андрей Белый. - Томск : Водолей, 1997. - 254 с. (1311408 - ЧЗ 1311409 – АБ)
15. Шаповалов М. А. «Думой века измерил…» А. Белый: жизнь, творчество // Литература в школе. – 1988. - № 6. – С. 35 – 45.
Биография
правитьСтатьи
правитьПоэзия, проза, публицистика
править