Социолингвистические, структурные и систематические критерии разрешения проблемы «язык — диалект»

Проблема «язык – диалект» является одной из наиболее актуальных проблем в современной лингвистике наряду с проблемами определения самого языка и его возникновения, выведения гипотетических праязыков и их развития. Споры в научных кругах по поводу того, какой идиом можно считать языком, а какой — диалектом, не утихают и сегодня. Развитие диалектологии, лингвистики и языковой систематики предопределило множество точек зрения на данную проблему. В рамках этой работы я ставлю целью выяснить, существуют ли исчерпывающие критерии для определения языка и диалекта.

Эта страница относится к материалам факультета лингвистики

Более конкретные цели и задачи работы — определить всевозможные критерии для определения идиома как языка или диалекта, учитывая социолингвистические, структурно-лингвистические, лексикостатистические и систематические методы, представить точки зрения авторитетных ученых прошлого и современности, на конкретных примерах продемонстрировать сходства и различия в языках и диалектах.

Сущность проблемы «язык — диалект»

Чтобы лучше понять саму проблему «язык — диалект», обратимся к конкретному примеру. Известно, что в славянском языковом ареале существует несколько подгрупп: южнославянская, восточнославянская и западнославянская. Следуя генеалогической классификации языков, польский и чешский языки обстоят от русского языка дальше, чем, например, белорусский и украинский. Речь украинцев считается более понятной для нас, чем для чехов или поляков. Сравним:

Украинский язык: «Після проголошення Україною своєї незалежності і прийняття нею своєї Конституції вона стала президентсько-парламентською республікою»
Русский язык: «После провозглашения Украиной своей независимости и принятия ею своей Конституции она стала президентско-парламентской республикой»

Очевидно, что большинство слов легко находят аналоги в русском языке ввиду их почти полного сходства. Синтаксически украинский язык похож на русский, морфологически — существуют такие флексии, которые понимаются русскоязычными (например, слово республікою, имеющее в творительном падеже окончание –ою соответствует русскому слову республикой с окончанием –ой; в русском языке также может быть использовано это окончание: травой — травою, горой — горою). Несмотря на сильное сходство, украинский и русский — это различные языки.

В свою очередь, существуют диалекты, которые хотя должны быть еще ближе друг к другу, чем языки, наоборот очень сильно отличаются друг от друга. Например:

Баварский диалект: «Mia wissma ned, obma mia heid nu epps dean»
Немецкий язык: «Wir wissen nicht, ob wir heute noch was unternehmen»

Даже несведущим в немецкой диалектологии ясно, что баварская фраза на слух сильно отличается от литературной немецкой нормы (даже сильнее, чем представленные выше украинский и русский примеры). Однако понятия «украинский диалект русского языка» не существует, как не существует и понятия «баварский язык». Будучи очень самостоятельным в лексическом и морфосинтаксическом плане, баварский всегда считался диалектом немецкого (южнонемецкая группа верхненемецкого кластера).

Отсюда возникает потребность найти такие критерии, которые бы в полной мере определили, как отличить язык от диалекта и диалект от языка.

Социолингвистические критерии

С точки зрения социолингвистики, определение исчерпывающих критериев для различения языка и диалекта производится на основе этнических, социально-политических и правовых аспектов их функционирования. То есть социолингвисты предпочитают использовать слова и выражения типа «язык нации», «главный язык» (аналог в немецкоязычной социолингвистике — Dachsprache или Ausbausprache), «формализованный язык».

Отсюда выделяют следующие критерии языка: функциональная полноценность, наличие письменности и официальный статус (признание). Идиомы, не вписывающиеся в данные критерии, считаются диалектами. Если ориентироваться на такие критерии, то форма вышеназванных примеров «украинский — русский» и «баварский — немецкий» вполне объяснима. Однако и здесь существуют свои нюансы. Будучи функционально развитыми, формы китайского языка путунхуа (мандарин) и стандартный гуанчжоунский диалект юэского наречия по-прежнему считаются лишь частями китайского, хотя оба имеют широкую сферу распространения, используются СМИ и чиновниками. Достаточно вспомнить воззвания на путунхуа о том, что необходимо развивать диалект до уровня языка (например, шанхайский лозунг «大家请说普通话,语言文字规范化»).

Учитывая такие несоответствия с объективными на первый взгляд критериями, социолингвисты делают поправку на социально-политические факторы, которые напрямую влияют на отношение к идиоме и ее признание. Простой пример. Английский язык имеет множество этнолектов и диалектов: выделяют английский язык Британии (British English), американский (American English), австралийский (Australian English) и другие варианты, множество креолов и пиджинов, диалектов и поддиалектов. Тем не менее, английский язык — единый язык, имеющий центр в виде американской нормы. Его плюрицентричность не влияет на целостность языка и его название.

В свою очередь, сербохорватский язык, который также имеет множество этнолектов и диалектов, состоит из других языков (сербского, хорватского, боснийского и черногорского). Сама формула «язык = язык + язык + язык + … + язык» противоречива. Сербохорватский язык — это язык бывшей Югославии, страны которой в настоящий момент всеми силами стремятся подчеркнуть свою независимость друг от друга. Это и привело к тому, что современные государства, вроде Сербии и Хорватии, имеют собственный язык с собственным названием, хотя его отличие от собственно сербохорватского или от других «отпавших» языков несущественно. Причины этого явления носят политический характер.

В данном контексте уместен афоризм известного языковеда еврейского происхождения Макса Вайнрайха: «язык — это диалект, у которого есть армия и флот» (אַ שפּראַך איז אַ דיאַלעקט מיט אַן אַרמיי און פֿלאָט, a shprakh iz a dialekt mit an armey un flot). Несмотря на то, что английский язык используется различными государствами, он все равно останется единым, но лишь до тех пор, пока эти государства не войдут в состояние конфронтации или пока не начнётся отрицание «английского языка» и его переименование в «американский», «австралийский», «индийский» и т. д.

К социально-политическим критериям определения языков и диалектов близки и причины чисто социального и этнического характера. Здесь можно вспомнить два интересных случая, которые имели место в социолингвистических исследованиях. Первый случай связан с языком иранского народа луры, которые по их же утверждению, говорят на персидском языке. Носители персидского языка этого не признают, указывая на то, что они не понимают луров. Таким образом в классификации языков спонтанно появился лурско-бахтиярский язык. Второй случай имел место на границе Польши, Белоруссии и Литвы в районе Полесья. Местные жители сами не знали, на каком языке они говорят: «тутэ́йши мы и по-про́сту говорим». Лишь недавно для них был создан письменный полесский язык на основе кириллицы (заходышнополіська лытырацька волода, русынсько-поліська, jiтвјежа). Таким образом, идиомы, изначально не определенные как языки приняли надлежащую форму через самоидентификацию народа вследствие контактов с соседями.

Такой подход близок к этнолингвистическому методу определения языка и диалекта, который, однако, является далеко не самым универсальным. Следуя данной теории, язык определяется народом, однако такое явление как многоязычие остается не у дел. Многие народы Российской Федерации говорят на двух и более языках. Например, в республике Мордва говорят на (финно-угорских) мокшанском, эрзянском и русском, в Чечне — на (нахско-дагестанском) чеченском и русском, в Башкортостане — на (кыпчакском тюркском) башкирском и русском. В данном ключе язык способен выделить народ, но не народ — язык.

Структурные и систематические критерии

Совсем иными инструментами при определении факторов различия между языками и диалектами, а в некотором роде и совсем иными целями характеризуются структурно-лингвистические критерии, определение которых является более сложной задачей. В данном случае необходимо выбирать объективные признаки, на основе которых будет происходить сравнение, и устанавливать для них своеобразные «шкалы».

Принцип данного метода в том, чтобы определить взаимопонятность двух и более идиом, которая может быть обусловлена, в первую очередь, временем их расхождения. Если носители идиома легко понимают друг друга, то они говорят на диалектах одного языка, если же нет — то на разных языках. Пример: русскоязычные коренные жители Мурманской и Липецкой областей свободно понимают друг друга, несмотря на множество различий в их произношении. Значит, они говорят на разных диалектах (северно- и южнорусских, соответственно) одного языка (русского). А вот, например, нидерландцы (ближе к области Голландия) и немцы, скажем, в районе Баден-Вюртемберга, Рейнланд-Пфальца или Гессена будут испытывать существенные трудности в общении, используя свои языки (и тем более — местные диалекты). Здесь также стоит учитывать, что голландские диалекты близки к нижнефранкским диалектам нижненемецкого пространства, а значит сравнивать их с немецким языком в целом нельзя.

Взаимопонятность языков частично объясняется глоттохронологическими методами, в частности — методом Сводеша или через более точное уравнение Старостина. Их метод имеет в основе математический аппарат, который анализирует списки базовой лексики (по 100 слов на каждый язык). Сравнивая совпадения в списках, скорость выбытия или замены, лингвисты определяют время расхождения идиом. В решении проблемы «язык — диалект» метод применяется подобным же образом: чем больше совпадений, тем больше вероятность, что это диалекты. Отсюда выводят таксономию, включающую четыре уровня по мере возрастания совпадений: язык — наречие — диалект — говор.

В различных исследованиях (Д. Долби, Т. Кауфман) приводятся и другие понятия: «внешний» и «внутренний язык», «диалект»; «языковые зоны», «континуумы» и «комплексы». Все чаще в социолингвистике и языковой систематике звучат понятия «плюрицентризм», «кластер», «диасистема» и «диглоссия». Каждая попытка создать «шкалу» на лингвистической основе наталкивается на социальные процессы, которые не позволяют вывести исчерпывающих критериев для определения языка и диалекта. С точки зрения лингвистических критериев, молдавский язык — это всего лишь диалект румынского, а восемнадцать китайских диалектов являются самостоятельными языками. Такие парадоксы хотя и заставляют разочароваться в данном методе, тем не менее, дают пищу для размышлений и хороший материал для глубокого исследования.

Выводы

В конечном счете, необходимо подчеркнуть, что такие понятия как «язык» и «диалект» до сих пор являются неопределенными, то есть полного определения им дать невозможно. Это делает проблему «язык — диалект» еще более сложной и интересной в плане социолингвистики, диалектологии и структурного языкознания.

В результате анализа критериев можно сделать следующие выводы. Во-первых, отнесение идиома к языку и диалекту возможно при однозначном определении его функциональных признаков и статуса, а также самоидентификации носителей идиома и социально-политических процессов, влияющих на него. Во-вторых, точные характеристики идиома дает структурный метод, который, однако, не учитывает социальных факторов. И, в-третьих, обе группы критериев рассматривать одновременно сложно, так как они противоречат друг другу, а это может означать, что работа в этом направлении будет продолжаться еще очень долго. В целом же, цели и задачи работы достигнуты, так как были выявлены все существующие на сегодняшний день критерии, учтены мнения различных авторитетных ученых-лингвистов и социолингвистов и были продемонстрированы конкретные примеры.

Источники

Anonby E. J. Update on Luri: How many languages? Journal of the Royal Asiatic Society (Third Series). — 2003. — С. 171–197.
Besch W. Dialektologie. Ein Handbuch zur deutschen und allgemeinen Dialektforschung. — Berlin: de Gruyter, 1982.
Wallot J.-P. La gouvernance linguistique: le Canada en perspective. — Ottawa: University of Ottawa Press, 2004. — С. 13.
Wiesinger P. Die Flexionsmorphologie des Verbums im Bairischen. — Wien: Verlag der österr. Akademie der Wissenschaften, 1989. — С. 36-39.
Масенко Л. Т. Нариси з соціолінгвістики. — К.: Видавничий дім «Києво-Могилянська академія», 2010.
Мусорин А. Ю. Что такое отдельный язык? Сибирский лингвистический семинар № 1. — Новосибирск, 2001. — С. 12-16.
Старостин С. А., Бурлак С. А. Сравнительно-историческое языкознание. — М.: Академия, 2005.
Терешкович П. В. Этническая история Беларуси XIX – начала XX в.: В контексте Центрально-Восточной Европы. — Минск: БГУ, 2004.